Неточные совпадения
Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух;
летит мимо все, что ни есть
на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают;
Трактиров нет. В избе холодной
Высокопарный, но голодный
Для виду прейскурант висит
И тщетный дразнит аппетит,
Меж тем как сельские циклопы
Перед медлительным огнем
Российским
лечат молотком
Изделье легкое Европы,
Благословляя колеи
И рвы отеческой
земли.
Бешеную негу и упоенье он видел в битве: что-то пиршественное зрелось ему в те минуты, когда разгорится у человека голова, в глазах все мелькает и мешается,
летят головы, с громом падают
на землю кони, а он несется, как пьяный, в свисте пуль в сабельном блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
А
на Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не в добрый час, видно, наскочило: с одного
полетела голова, другой перевернулся, отступивши; угодило копьем в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился головой от пули, и попала в конскую грудь горячая пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о
землю и задавил под собою всадника.
Клим Самгин почувствовал, что
на какой-то момент все вокруг, и сам он тоже, оторвалось от
земли и
летит по воздуху в вихре стихийного рева.
Комы
земли и картофель так и
летели по сторонам, а ликейцы, окружив их, смотрели внимательно
на работу.
Тогда две другие птицы, соображая, что надо
лететь, поднялись с
земли и сели
на растущую вблизи лиственницу: одна —
на нижнюю ветку, другая — у самой вершины.
А у нас
на деревне такие, брат, слухи ходили, что, мол, белые волки по
земле побегут, людей есть будут, хищная птица
полетит, а то и самого Тришку [В поверье о «Тришке», вероятно, отозвалось сказание об антихристе.
Как только начала заниматься заря, пернатое царство поднялось
на воздух и с шумом и гамом снова понеслось к югу. Первыми снялись гуси, за ними пошли лебеди, потом утки, и уже последними тронулись остальные перелетные птицы. Сначала они низко
летели над
землей, но по мере того как становилось светлее, поднимались все выше и выше.
Раньше всех проснулись бакланы. Они медленно, не торопясь,
летели над морем куда-то в одну сторону, вероятно,
на корм. Над озером, заросшим травой, носились табуны уток. В море,
на земле и в воздухе стояла глубокая тишина.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца сердце не каменное: повесивши нагайку
на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя
земли,
полетел стремглав.
— Нет, Галю; у Бога есть длинная лестница от неба до самой
земли. Ее становят перед светлым воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит
на первую ступень, все нечистые духи
полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого
на Христов праздник ни одного злого духа не бывает
на земле.
В другом месте девушки ловили парубка, подставляли ему ногу, и он
летел вместе с мешком стремглав
на землю.
Все как будто умерло; вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни
летят по воздушным ступеням
на влюбленную
землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдается в степи.
Через пни, через кочки
полетел стремглав в провал и так хватился
на дне его о
землю, что, кажись, и дух вышибло.
Однажды старший брат задумал
лететь. Идея у него была очень простая: стоит взобраться, например,
на высокий забор, прыгнуть с него и затем все подпрыгивать выше и выше. Он был уверен, что если только успеть подпрыгнуть в первый раз, еще не достигнув
земли, то дальше никакого уже труда не будет, и он так и понесется прыжками по воздуху…
Вспыхнула
на озере алая заря,
Мачеха зарделась, усмехнулася,
Тут он быстрой ласточкой
летит к
земле —
Прямо угодил в сердце мачехе.
Несмотря
на силу и скорость полета, куропатки всегда
летят невысоко от
земли и недалеко улетают.
Например, тетерева сторожки, беспрестанно слетают, не допуская в меру… подъезжать так, чтоб они, следуя уже принятому направлению, заранее замеченному, должны были
лететь мимо вас или через вас: вы можете сделать, не слезая с дрожек, два славных удара из обоих стволов и спустить иногда пару тетеревов
на землю!
Недели за две до того они уже
летят большими стаями довольно высоко, редко опускаясь
на землю.
В это время они уже весьма неохотно поднимаются с
земли;
летят очень тяжело и медленно и, отлетев несколько сажен, опять садятся, выдерживают долгую стойку собаки, находясь у ней под самым рылом, так что ловчивая собака нередко ловит их
на месте, а из-под ястреба [Это выражение буквально точно, но относится уже к травле перепелок ястребами.
У куропаток есть три рода крика, или голоса: первый, когда они целою станицей найдут корм и начнут его клевать, разгребая снег или
землю своими лапками: тут они кудахчут, как куры, только гораздо тише и приятнее для уха; второй, когда, увидя или услыша какую-нибудь опасность, собираются улететь или окликаются между собою, этот крик тоже похож несколько
на куриный, когда куры завидят ястреба или коршуна; и, наконец, третий, собственно им принадлежащий, когда вспуганная стая
летит со всею силою своего быстрого полета.
Пролетная птица торопится без памяти, спешит без оглядки к своей цели, к местам обетованным, где надобно ей приняться за дело: вить гнезда и выводить детей; а прилетная
летит ниже, медленнее, высматривает привольные места, как-будто переговаривается между собою
на своем языке, и вдруг, словно по общему согласию, опускается
на землю.
Я убеждаюсь в справедливости этого предположения тем, что почти всегда, объезжая весною разливы рек по долинам и болотам, встречал там кроншнепов, которые кричали еще пролетным криком или голосом, не столь протяжным и одноколенным, а поднявшись
на гору и подавшись в степь,
на версту или менее, сейчас находил степных куликов, которые, очевидно, уже начали там хозяйничать: бились около одних и тех же мест и кричали по-летнему: звонко заливались, когда
летели кверху, и брали другое трелевое колено, звуки которого гуще и тише, когда опускались и садились
на землю.
Когда же выводка поднимается вся вдруг, то тетеревята
летят врознь, предпочтительно к лесу, и, пролетев иногда довольно значительное пространство, смотря по возрасту и силам, падают
на землю и лежат неподвижно, как камень.
Это появление бывает недели за две, даже за три до настоящего прилета, когда клинтухи начнут
лететь и опускаться
на землю огромнейшими стаями.
Я рассчитывал, что буря, захватившая нас в дороге, скоро кончится, но ошибся. С рассветом ветер превратился в настоящий шторм. Сильный ветер подымал тучи снегу с
земли и с ревом несся вниз по долине. По воздуху
летели мелкие сучья деревьев, корье и клочки сухой травы. Берестяная юрточка вздрагивала и, казалось, вот-вот тоже подымется
на воздух.
На всякий случай мы привязали ее веревками от нарт за ближайшие корни и стволы деревьев.
Я весь отдался влиянию окружающей меня обстановки и шел по лесу наугад. Один раз я чуть было не наступил
на ядовитую змею. Она проползла около самых моих ног и проворно спряталась под большим пнем. Немного дальше я увидел
на осокоре черную ворону. Она чистила нос о ветку и часто каркала, поглядывая вниз
на землю. Испуганная моим приближением, ворона
полетела в глубь леса, и следом за ней с
земли поднялись еще две вороны.
В это мгновение я увидел другого орлана, направляющегося к той же лиственице. Царственный хищник, сидевший
на дереве, разжал лапы и выпустил свою жертву. Небольшое животное, величиною с пищуху,
полетело вниз и ударилось о
землю с таким шумом, с каким падают только мертвые тела.
Посидев еще спокойно несколько минут, орлан снялся и
полетел на место боя. Он сел
на ту же лиственицу,
на то же место и стал смотреть вниз. Затем он опустился
на землю и, не найдя там ничего, снова поднялся
на воздух и
полетел вверх по долине за новой добычей.
Всем показались эти полчаса за год, а когда Матюшка Гущин
полетел опять
на землю — воцарилась
на несколько мгновений зловещая тишина.
Все берега полоев были усыпаны всякого рода дичью; множество уток плавало по воде между верхушками затопленных кустов, а между тем беспрестанно проносились большие и малые стаи разной прилетной птицы: одни
летели высоко, не останавливаясь, а другие низко, часто опускаясь
на землю; одни стаи садились, другие поднимались, третьи перелетывали с места
на место: крик, писк, свист наполнял воздух.
Не успела Зинаида произнести эти слова, как я уже
летел вниз, точно кто подтолкнул меня сзади. В стене было около двух сажен вышины. Я пришелся о
землю ногами, но толчок был так силен, что я не мог удержаться: я упал и
на мгновенье лишился сознанья. Когда я пришел в себя, я, не раскрывая глаз, почувствовал возле себя Зинаиду.
— Красота какая, Николай Иванович, а? И сколько везде красоты этой милой, — а все от нас закрыто и все мимо
летит, не видимое нами. Люди мечутся — ничего не знают, ничем не могут любоваться, ни времени у них
на это, ни охоты. Сколько могли бы взять радости, если бы знали, как
земля богата, как много
на ней удивительного живет. И все — для всех, каждый — для всего, — так ли?
Там, наверху, над головами, над всеми — я увидел ее. Солнце прямо в глаза, по ту сторону, и от этого вся она —
на синем полотне неба — резкая, угольно-черная, угольный силуэт
на синем. Чуть выше
летят облака, и так, будто не облака, а камень, и она сама
на камне, и за нею толпа, и поляна — неслышно скользят, как корабль, и легкая — уплывает
земля под ногами…
— Конечно, летаю, — ответил он. — Но только с каждым годом все ниже и ниже. Прежде, в детстве, я летал под потолком. Ужасно смешно было глядеть
на людей сверху: как будто они ходят вверх ногами. Они меня старались достать половой щеткой, но не могли. А я все летаю и все смеюсь. Теперь уже этого нет, теперь я только прыгаю, — сказал Ромашов со вздохом. — Оттолкнусь ногами и
лечу над
землей. Так, шагов двадцать — и низко, не выше аршина.
Истинно не солгу скажу, что он даже не
летел, а только
земли за ним сзади прибавлялось. Я этакой легкости сроду не видал и не знал, как сего конька и ценить,
на какие сокровища и кому его обречь, какому королевичу, а уже тем паче никогда того не думал, чтобы этот конь мой стал.
— Так,
на вершок от
земли… прыгнет и опять сядет… А я надеюсь, что она у меня вполне
полетит.
Зазвенел тугой татарский лук, спела тетива, провизжала стрела, угодила Максиму в белу грудь, угодила каленая под самое сердце. Закачался Максим
на седле, ухватился за конскую гриву; не хочется пасть добру молодцу, но доспел ему час,
на роду написанный, и свалился он
на сыру
землю, зацепя стремя ногою. Поволок его конь по чисту полю, и
летит Максим, лежа навзничь, раскидав белые руки, и метут его кудри мать сыру-земли, и бежит за ним по полю кровавый след.
Стоят ни
на земле, ни
на горе и собираются
лететь по воздуху в какой-то машине».
— Вот, слушайте, как мы ловили жаворонков! — возглашал Борис. — Если
на землю положить зеркало так, чтобы глупый жаворонок увидал в нём себя, то — он увидит и думает, что зеркало — тоже небо, и
летит вниз, а думает — эх, я
лечу вверх всё! Ужасно глупая птица!
«Вот и покров прошёл. Осень стоит суха и холодна. По саду
летит мёртвый лист, а
земля отзывается
на шаги по ней звонко, как чугун. Явился в город проповедник-старичок, собирает людей и о душе говорит им. Наталья сегодня ходила слушать его, теперь сидит в кухне, плачет, а сказать ничего не может, одно говорит — страшно! Растолстела она безобразно, задыхается даже от жиру и неестественно много ест. А от Евгеньи ни словечка. Забыла».
— Ну —
летит. Ничего. Тень от неё по
земле стелется. Только человек ступит в эту тень и — пропал! А то обернётся лошадью, и если озеро по дороге ей — она его одним копытом всё
на землю выплескивает…
Мы с Постельниковым не то
летели, не то валились
на землю откуда-то совсем из другого мира, не то в дружественных объятиях, не то в каком-то невольном сцеплении.
Вдруг раздался громкий выстрел, и лошадь Юрия повалилась мертвая
на землю. Шагах в восьмидесяти перед толпою конных поляков
летел удалый наездник.
По наклонным доскам, спущенным из вагонов, непрерывным потоком катились
на землю кирпичи; со звоном и дребезгом падало железо;
летели в воздухе, изгибаясь и пружинясь
на лету, тонкие доски.
А вот, встревоженный вихрем и не понимая, в чем дело, из травы вылетел коростель. Он
летел за ветром, а не против, как все птицы; от этого его перья взъерошились, весь он раздулся до величины курицы и имел очень сердитый, внушительный вид. Одни только грачи, состарившиеся в степи и привыкшие к степным переполохам, покойно носились над травой или же равнодушно, ни
на что не обращая внимания, долбили своими толстыми клювами черствую
землю.
— Я ел
землю, я был
на самом верху,
на гребне Орлиного Гнезда, и был сброшен оттуда… И как счастливо упал! Я был уже
на вершине Орлиного Гнезда, когда у защищавшихся не было патронов, не хватало даже камней.
На самом гребне скалы меня столкнули трупом. Я, падая, ухватился за него, и мы вместе
полетели в стремнину. Ночью я пришел в себя, вылез из-под трупа и ушел к морю…
Без шуток говорю: было живое предание, что они поднимались со всем экипажем и пассажирами под облака и
летели в вихре, пока наступало время пасть
на землю, чтобы дать Дон-Кихоту случай защитить обиженного или самому спрятаться от суда и следствия.
Мастеровой вылетел из кабака от одного удара могучей десницы Осипа Иваныча, а за ним вслед, как вилок капусты,
полетел Савоська и растянулся плашмя
на земле.